Три подарка
Kapitel I. Die Vorstellung und der Saphirring
Мягкий свет. Искусственные голоса. Он стоит в центре, исполняя свою роль. Мимика, жесты - всё в нём завораживает публику. Лёгкая улыбка - самое прекрасное. Это не актёр, это тот самый буржуа из драмы. Несчастный влюблённый. Полное перевоплощение, слитие. И снова та улыбка, невозможно приятная. Ощущаешь гениальность сердцем. За это аплодисменты из темноты. Но одинокая чёрная фигура как-то зажата… Всё исправится. Он довольно идёт в свою гримёрку. Улыбка уже другая, настоящая. Слегка кривая ухмылка. Такого спектакля в его жизни ещё не было. Бесспорно, это принесёт славу и достаток. Лишь предвкушение уже надоедает.
читать далее
В комнату вносят цветы. Букет его любимых фиалок, перевязанных голубой лентой. «Откуда они знают? Следят? О, это доказывает то, что я на верном пути. Ха! Сегодня явно не день Марион. Сегодня мой день. И все представления дышат только мной» - смеясь, думал он. Эти мысли всё путались в его голове, мешались, но в тоже время дарили то самое, чего так жаждет каждый актёр - ощущение абсолютного признания. Аромат цветов был прекрасен. Это аромат вечера. А для него ничего нет лучше вечеров. Вечер - время игры. За лентой оказалась записка, написанная очень красивым витиеватым почерком. «Весь без остатка под впечатлением от ваших движений, вашей блестящей игры» - и эти слова заставили молодого актёра дрожать от восторга. Первый шаг сделан.
И был второй вечер. Утвержденное блистание на сцене. Истинное благородное спасение друга. Всё, всё в этот вечер было настоящим. И он играл, нет жил, молодой Бог искусства. Внезапно родившаяся звезда театрального Мюнхена. И снова улыбка. Взгляд чуть косится в сторону лож, чтобы разглядеть его лицо. Но темно, слишком темно. И актёр продолжает жить своей игрой, ощущая пристальный взгляд. Не поддаваясь ему, а из него черпая силы для игры. Всё есть правда. Всё есть успех. И это настоящее счастье. Однако поклонник сразу исчез, и актёр скорее бежит за кулисы, в предвкушении чего-то нового. И его снова ждёт подарок. Настоящий подарок! Кольцо с сапфиром, окруженным россыпью бриллиантов. И письмо с пожеланием «следовать трудному и тяжелому, но прекрасному и возвышенному призванию». Актёр всегда следовал, и не собирается отступать. Волшебство! Он смотрит, и становится тяжёло дышать. Сердце замирает, и наворачиваются слёзы. Теперь он настоящий. А синий - его цвет. Это много значит.
В третий вечер волнение было подавлять тяжелее всего. Это последний вечер. Выше некуда. Кольцо блестит… Это знак… А он просто юный буржуа из Парижа, которого должна заметить блестящая дама полусвета. И нет никакого актёра. Но всё удалось на удивление легко! Зритель рад, как никогда. Отныне точно нет никого лучше его. Скорый поклон - вот и всё. За кулисами ему вдруг завязывают глаза. Неожиданно, и немного страшно. «Не волнуйтесь» - раздаётся уверенный голос директора. Он переполнен неясным чувством. И тут кто-то очень осторожно берёт его за руку. Гладит еле-еле, но от этого очень тепло. Ничего интимнее в его жизни не было. Он улыбается в темноту, выражая тем самым своё согласие с незнакомцем. Тогда руку гладят уже более ощутимо. Очень сладко и дико нежно. Подступает смущение. И вот самый момент его руки начинают целовать. Ах, нет… Это конец, финал. Он зашёл за черту. Мягкие губы едва касаются тонких рук актёра… Наконец, его осторожно отпускают. Вдох свежий, как самый первый. Незнакомец быстро убегает, и тогда он снова видит. Опять слёзы счастья. Теперь он всегда будет носить это кольцо.
Kapitel II. Das Gold und die Schwäne
Старый директор театра, Поссарт, сказал, что актёра Кайнца желает видеть Его Величество король Баварии Людвиг Второй. Лишь его одного, во дворце Линдерхоф.
Эти слова совсем не стали неожиданностью для Йозефа, он давно догадывался, кто его тайный поклонник. Он ответил уклончиво и учтиво, хотя при этом самодовольно улыбался. Йозеф ощущал душевный подъем. Радость, эгоистичную весёлость. Ведь теперь, если всё пройдёт хорошо - светлое будущее совсем не за горами. Он бегал по комнате, быстро собирая свои жалкие пожитки. Только матушка почему-то очень волновалась. Она была бледна. Ей совсем не нравилась улыбка её дорого Йозефа. Самодовольная, немного злая улыбка.
Кайнц спросил мать, почему она не радуется вместе с ним. Она поделилась своими опасениями. Ей казалось, что радоваться нечему, хорошего тут не выйдет. Мучительные подозрения… Но он легко бросил в ответ, что всё пройдёт замечательно, и через две недели он вернётся домой совершенно таким же.
«Счастье близко!» - с этой мыслью он и сел в роскошный экипаж, на котором его должны были отвезти в замок. Дорога была лёгкой и, главное, красивой. Могучие горы, закат – всё это настраивало его на поэтический лад. Юноша знал, что король не любит города, и в этот самый момент он прекрасно понимал его. Разве может сравниться весь блеск столицы с природной красотой? Нет, никак не может…
Светлая майская ночь уже опустилась на долину, когда они подъехали к резиденции. Всё было нежно-голубым. Волнующая, ароматная ночь. Тишина, лёгкий сонный дурман… Небольшой дворец восхитил юношу (Йозеф ничего не видел кроме праздных Мюнхена и Вены) – белый, он светился в темноте, будто сделанный из лунного камня. Но ещё больше завораживал пейзаж, окружавший его: высокие горы и маленькие пруды. Всё дышало ночью. Чувственное… Но у а актёра совсем не было времени наслаждаться прекрасными видами. Слуги молчаливо вели его дальше…
- Позвольте, куда же мы идём? – заволновался актёр, когда понял, что они прошли мимо дворца.
- Король желает видеть вас в гроте Венеры, - спокойно ответили ему.
Это звучало очень сказочно… И вот он вошёл. Тут же ослепнув от яркого мерцающего света и чудесной музыки, раздающейся откуда-то издалека. Пещера казалась настоящей, но будто открывающей проход в другой мир. Самая великолепная иллюзия, которую он когда-либо видел. Волшебство! Ирреальность… Тяжело даже дышать… Мерцание огней, бликов на воде и картин… Замечтавшись, юноша не сразу заметил короля, который сидел в волшебной лодке, раскачивавшейся на искусственных волнах.
Йозеф вздрогнул. Король был суровым полным мужчиной, с волнистой бородой. На нём было длинное чёрное пальто и шляпа с огромной бриллиантовой брошью в виде цветка. Но больше всего прочего поразили актёра глаза - большие ясные, обращённые куда-то вверх, в небо… Он сразу вспомнил этот безумно красивый потусторонний блеск внимательных глаз, следящих за ним из полумрака ложи. Тогда, в театре, он не мог их разглядеть внимательно. Теперь же они заворожили его.
- Это вы? Я думал, что вы будете позже, - голос короля также был очень приятный, даже добрый, что совсем не подходило всему его строгому виду.
- Простите, Ваше Величество, ежели это вам не понравилось…
- Нет, - король слегка улыбнулся, - Лучше прочитайте мне что-нибудь. У вас чудесный голос!
Йозефа охватило волнение, но всё же он неторопливо начал отрывок из драмы одного из любимых, как он знал, драматургов короля - Шиллера. Нежно, сливаясь с образом, как и на сцене… Его снова нет, есть только герой. Он живёт им, он живёт искусством… Король остался доволен. Актёр заметил, как тот расслабился, облокотившись на край лодки, его взгляд стал более живым.
- Ох, Кайнц, Кайнц… - неожиданно презрительно произнёс король, - Но как же вы разочаровали меня меня на последнем спектакле! Сейчас было намного лучше!
- Что же вызвало Ваше недовольство?
- Кольцо! – король дёрнулся. - Зачем вы надели его? Такой бедный человек, как Дидье, не мог себе этого позволить! Я всегда стою за правду в театре…
- Вы правы, Ваше Величество. Такого больше не повторится, - Кайнц поклонился, совершенно искренне признав свою ошибку. Он даже начал ругать себя в уме…
Затем его снова просили читать Шиллера. Часы, долгие часы искусства… Но тяжёлые часы. Это дорогая плата за королевскую милость. Мучительное ожидание сна, как высшего блага… Так и прошла первая ночь в Линдерхофе.
И было золото, много золота вокруг. Кайнц, безумно уставший, порою долго не мог заснуть из-за этого барочного блеска. Всё это, как пугало, так и радовало. Дыхание учащалось… Мысли не оставляли его… Предвкушение или вкус? Днём он наслаждался садами, а вечером его снова вызывали к монарху, который усевшись за свой роскошный стол или на золотую кровать, внимательно слушал и наблюдал. Они оба мучили себя этими ночными бдениями, но любовь к искусству не давала им покоя.
В одну из ночей актёра пригласили в марокканский павильон. Йозеф долго смущался, голос его дрожал. За все эти дни он так и не научился сразу преодолевать своё смущение пред встречей с королём. Роскошь временами пугала его. Экзотические драгоценные птицы, журчание фонтана и блеск стекла – всё это было лишним. Тогда король, который казалось бы вовсе не замечал Кайнца, а был увлечён содержимым красивой коробочки с пастилой, ровно произнёс:
- Представьте, что меня здесь вовсе нет. Хотите, я выключу фонтан? Да, он мешает литься звукам вашего сладкого голоса!
- Как же это возможно Ваше Величество? Я не могу…
- Ты просто попробуй… - Людвиг мягко улыбнулся, расправив пышные усы. – Что есть я? Я лишь слуга искусства!
- Хорошо, Ваше Величество.
Отругав себя в мыслях, он полностью сосредоточился на образе. И как-то само по себе стеснение, порочные мысли о золоте и славе – всё ушло, он был такой же, как на сцене - он блистал. Это был прорыв чистого молодого искусства. Будто свежий ручей наконец пробился чрез тонкий лёд. Открытие нового в его таланте. И король, который сидел за одним из диковинных павлинов, радостно захлопал в ладоши:
- Браво, Кайнц, браво. Думаю, теперь ты устал. И заслужил отдых, - король, схватив Йозефа за рукав, удивительно быстро вскочив, и потянул того к выходу.
Ночь была ясная и тёплая. Тёмно-голубые деревья еле слышно шелестели в тишине,
а в прудах, похожих на ровные зеркала, отражалась луна и плавали благородные лебеди Возле одного из них на серебряном блюде лежал раскрошенный хлеб. Йозеф, по просьбе короля, осторожно взял кусочек.
- Не бойся, с ними просто надо быть ласковым, - король погладил одного из лебедей, плававших в пруду, и осторожно дал ему хлеб с руки, - Видишь? Они легко доверяются, поэтому надо быть добрыми с ними.
Дрожа, актёр кинул маленький кусочек прямо в воду. Сейчас, сам не понимая почему, он испытывал почти детский страх.
- Ещё раз, - настоятельно произнёс король.
Но Кайнц был так утомлен и взволнован, что совсем забыл про осторожность. Птица с жадностью схватила хлеб, укусив при этом актёру руку. Йозеф взвизгнул. Птицы всполошились…
- Это значит, что они ещё не признают тебя за своего, - печально вздохнул король, усевшись, на ступеньку, - но скоро они поймут, что ты мой друг. И всё будет хорошо.
Йозеф был очень удивлён и благодарил ночь за то, что так не видно того, как густая краска залила его лицо. Необыкновенное волнение… Такой расположенности он пока не ожидал. Он онемел, замялся. Кайнц не успел даже смущённо отблагодарить короля, ведь тот, снова гладя птиц, прервал его немой монолог и сказал:
- Спасибо тебе, но теперь ступай, я хочу побыть один.
Поклонившись, юноша чересчур поспешно побежал во дворец. Вся эта душная романтизированная атмосфера настраивала его сердце и душу на какой-то неизведанный, но явно ненужный, как он точно знал, лад. Уже ложась под своё новое роскошное одеяло с золотой вышивкой, он долго размышлял над этим, но так ни к чему и не пришёл.
На следующий вечер, когда Йозеф в назначенный час ждал короля у входа в замок, король подошёл к нему совсем неожиданно и шёпотом произнёс:
- Сегодня у нас будет необычный вечер. Мы едем на Планзее.
Через каких-нибудь двадцать минут они уже были у огромного озера. Прямо на невысокой цветущей скале слуги разложили для них пикник, после чего исчезли в темноте. Король Людвиг не скрывал своего удовольствия по поводу того, что больше их никто не побеспокоит.
- Чудесная, майская ночь, не правда ли, господин Кайнц?
- Да Ваше Величество, вид просто завораживает, - робко ответил актёр, всё ещё не осознавая, что это не сказочный сон, а явь.
Дул лёгкий ветерок, и оглянувшись, Кайнц понял, как же они всё-таки высоко: всё ярко-голубое озеро было, как на ладони. Маленькое зеркальце гигантских Альп. А запах леса, гор и ночи, смешавшись, опьянили его.
- В такую ночь негоже говорить о пустяках. Это волшебная ночь! Только для высшего наслаждения она и дарована.
Они присели прямо на мягкую траву, которая имела теперь какой-то тёмно-синий оттенок.
- Знаешь, почему я выбрал тебя?
- Почему? – серьезно спросил актёр.
- Ты очень талантлив. Ты молод. Ты почти такой, каким я был когда-то. Я сам был учеником одного великого человека, ставшего мне другом. Но всё давно изменилось… Теперь, думаю, я и сам бы мог стать учителем. Твоим учителем… Я могу, могу помочь таланту, - король ещё долго говорил о их первой встрече, о своём пути и гении, после чего неожиданно прервался.
- Это великая честь для меня… - только и мог осторожно произнести Йозеф.
- Послушай, - прервал его Людвиг своим, - это очень важно. Ты когда-нибудь был с женщиной?
- Нет, - краснея, пролепетал Йозеф, - Я-я-я девственен.
- Хорошо, очень хорошо, - король широко улыбнулся, - Ведь люди, увы, редко остаются чистыми в вашей среде.
- А вы? – спросил Кайнц и тут же замолкнул, вспомнив, что он говорит с королём.
- О, нет. Я никогда не любил женщину так. И было бы ужасно, если бы оно случилось, - на минуту воцарилось молчание, - Но теперь, мой новый добрый друг, открой это вино. Наше доброе тирольское вино, с которым не сравнится даже любимое мной бордо…
- Да, - Йозеф быстро открыл бутылку и разлил вино по позолоченным бокалам.
- Выпьем же за дружбу! За нового Дидье, который спас своего Саверни! Выпьем не за мерзких Делорм, за свободу! Против мерзких и пошлых козней! За всю прелесть истинного чувства, что родилось теперь, в таинственных горах, в лесной глуши!
- За истинную красоту, - добавил Йозеф, и они чокнулись.
- Я буду тебе лучшим другом, и предостерегу от тех диких глупостей, что ждут почти каждого на этом пути. Увы, мой опыт горек, - король снова налил себе, - Вас когда-нибудь пытались женить?
- Что вы! Упаси Господь! Мне всего двадцать два. И моё положение вовсе не говорит о достатке.
- О, как же вам повезло, мой дорогой друг! Когда мне было столько же, все считали, что я уже сильно засиделся в женихах, - он глухо рассмеялся, - Я уделял слишком много внимания кузине и тогда мне начали намекать… Нет ничего глупее династических браков. Как жаль, что на это не распространяется моя воля!
На лице Йозефа отразилось сочувствие.
- Но и простым людям тяжело! - Людвиг сделал ещё глоток, - Они только и живут проблемой продолжения рода. Но у них нет выбора! И нет иных способов оставить о себе память.
Тут король осторожно поднялся и вдруг, смеясь, запел:
- В горной деревушке девушка жила,
Как-то рано утром по воду пошла.
За нею увязался молодой пастух.
Больше не видали люди этих двух.
Не рвите зря цветов любви.
Ох, как бы не было беды!
Через полгода ровно девушка вернулась,
Только больно сильно уж она раздулась
Плачут и рыдают мама и отец.
Кто возьмёт такую девку под венец?
Не рвите зря цветов любви.
Ох, как бы не было беды!
- И на этом держится мир?! Какой вздор! Какая пошлость! Любовь - она здесь, в этом лесу: в каждом дереве, в каждой травинке, в ночной росе. В нашем чувстве к миру! За это и выпьем.
Йозеф, которого очень позабавила песня короля, всё же держался строго, и потому поднялся осторожно, с достоинством. Надо было помнить, что это король. Всегда помнить. Но у монарха явно было приподнятое настроение, и потому снова раздался звон бокалов.
- Ах, - вздохнул король, изящным жестом опуская кубок на скатерть, - Теперь довольно! Всё уже сказано. Всё уже сделано в эту чудесную ночь! Я окончательно убедился, что вижу в вас родственную душу. Хватит о пошлостях…
Тут он глубоко вдохнул, приняв чересчур важный вид, и прочёл:
- Сердце любит, сердце просит,
Но любви совсем иной...
Меч устанет, друг нас бросит -
Все не вечно под луной...
- Байрон, - Йозеф еле заметно улыбнулся.
- Да, но теперь последний тост, - и король вновь поднял бокал, - чтобы эта луна всё-таки стала свидетелем вечной дружбы!
Кайнц ещё долго читал Шиллера, Граббе, Грильпальцера и снова Шиллера. И голос гор также звонко отвечал юному актёру. Эфемерная ночная радость…
Было ещё много волшебных сказочных ночей. Монологи, снова монологи – путь к высокому искусству, и просто интересные беседы с королём, который начал казаться Йозефу действительно умным человеком. Золото больше не влекло… Оно было лишь новой прекрасной сценой для молодого актёра и по-настоящему внимательного зрителя. Возможно, дух Бурбонов благоволил им, и порою казалось, что вернулись те великие времена.
Однажды хижине Хундинга, король даже положил Кайнцу руку на плечо, после чего сказал: «Я хочу, чтобы так было всегда». Они долго разглядывали звёзды, и Людвиг заснул под утро в деревянном домишке, как простой человек, вместе со своим новым другом.
В последнюю ночь Йозеф вновь кормил лебедей. На этот раз они были ласковы. Актёр ощущал почти детскую радость. Он стоял рядом со своим королём. Улыбка сияла на лице обоих. В молчании тянулись долгие минуты этой магической ночи. И Йозеф, и Людвиг боялись прервать эту сказку. Казалось, они действительно стали друзьями… Затем король тихо, даже немного смутившись, сказал:
- Закрой глаза. Теперь ты достоин нового дара.
Йозеф зажмурился. Его сердце никогда не колотилось в столь бешеном ритме. Невыносимое смущение. Король Людвиг неслышно подошёл со спины, осторожно и мучительно медленно провёл своими красивыми руками по накрахмаленному воротничку и шее, а затем повесил что-то холодное на шею, и с придыханием шепнул в ухо юноши:
- Теперь открывай.
Кайнц пребывал в трепетном восторге. У него на шее висела золотая цепочка с лебедем, вырезанным из кости. Он ощущал тоже, что и в первый раз… Какую-то эгоистичную смутную влюблённость и гордость за себя.
- Выше Величество! Право слово, это того не стоило!
- Нет, ты заслужил это своей дружбой..
Кайнц с восторгом взглянул на короля:
-Благодарю от всего сердца!
Затем они направились к замку... Страдание не было напрасным, и эта мысль заставила Кайнца вновь улыбнуться.
Когда солнце прошло половину своего пути, довольный собой и новым другом (которого он, однако, успел утомить), король сидел в липовой беседке. Та и правда находилась высоко в кроне огромной липы, которая источала чудный медовый аромат. Завтрак в позолоченной посуде был чудесно сытным. Также на столе стояло «волшебное» фиалковое вино, которое так полюбилось гостю за эти дни. Король щурился:
- Ох, как же я не люблю день! Но теперь, когда вы уезжаете, у меня нет другого времени, чтобы сообщить эту важную новость!
- Какую же, Ваше Величество?
- Я предлагаю вам поездку в Швейцарию, вы согласны?
- Ваше Величество, это так неожиданно, но, признаюсь, я очень рад вашей идее!
- В следующем месяце я бы мог оставить дела государственный важности, всё равно все эти напыщенные индюки в жаркое время покидают пыльный Мюнхен и разъезжаются с жёнами по имениям!
- О, я готов всегда, - улыбаясь ответил Кайнц, и погладил лебедя у себя на шее.
Короля позабавило это действие, и он улыбнулся в ответ.
Правитель Баварии обещал писать актёру каждый день.
Продолжение следует...
Долгожданный рассказ)
Три подарка
Kapitel I. Die Vorstellung und der Saphirring
Мягкий свет. Искусственные голоса. Он стоит в центре, исполняя свою роль. Мимика, жесты - всё в нём завораживает публику. Лёгкая улыбка - самое прекрасное. Это не актёр, это тот самый буржуа из драмы. Несчастный влюблённый. Полное перевоплощение, слитие. И снова та улыбка, невозможно приятная. Ощущаешь гениальность сердцем. За это аплодисменты из темноты. Но одинокая чёрная фигура как-то зажата… Всё исправится. Он довольно идёт в свою гримёрку. Улыбка уже другая, настоящая. Слегка кривая ухмылка. Такого спектакля в его жизни ещё не было. Бесспорно, это принесёт славу и достаток. Лишь предвкушение уже надоедает.
читать далее
Kapitel I. Die Vorstellung und der Saphirring
Мягкий свет. Искусственные голоса. Он стоит в центре, исполняя свою роль. Мимика, жесты - всё в нём завораживает публику. Лёгкая улыбка - самое прекрасное. Это не актёр, это тот самый буржуа из драмы. Несчастный влюблённый. Полное перевоплощение, слитие. И снова та улыбка, невозможно приятная. Ощущаешь гениальность сердцем. За это аплодисменты из темноты. Но одинокая чёрная фигура как-то зажата… Всё исправится. Он довольно идёт в свою гримёрку. Улыбка уже другая, настоящая. Слегка кривая ухмылка. Такого спектакля в его жизни ещё не было. Бесспорно, это принесёт славу и достаток. Лишь предвкушение уже надоедает.
читать далее