Примечание автора:
Далёкой осенью 2009 года я написал этот рассказ. Это первый рассказ, к которому Лиза (vitaRäven) нарисовала иллюстрации.
Написано, разумеется, ужасным мещанским языком Синьор Николо и мадам Росетти были старинными друзьями. За годы своей дружбы этот философ-чудак и его верная последовательница объездили весь полуостров вдоль и поперёк в поисках новых чарующих пейзажей, античного искусства и, разумеется, поэтического вдохновения. Как-то, во время пребывания в очередном приморском городишке на юге, они, по своей старинной дружеской традиции, отправились на раннюю прогулку…
То утро было воистину чудесным: казалось, только недавно заалел рассвет, а воздух уже успел наполниться томным теплом. Лёгкий ветерок дул со стороны моря, слегка раскачивая кипарисовую аллею и дикие оливы. Лучи солнца играли в мелко шуршащей переливчатой листве. Проще говоря, день должен был выйти чудесный.
читать дальше
Синьор Николо был одет в длинный бежево-коричневатый сюртук и цилиндр такого же цвета. При себе он имел простую трость, которой ритмично постукивал по каменистой дорожке, чуть слышно напевая песенку. Роста он был чуть ниже среднего, отчего всегда носил обувь на высоком каблуке. Синьор носил усы, и имел длинноватые каштановые волосы.
Россетти – богатая молодая, замужняя дама, шла позади него совершенно тихо. На ней было новое синее платье и чёрная шляпка, которая сливалась с её смоляными волосами. Нос у дамы был, что называется, с горбинкой, кожа излишне тёмная, смугловатая, да и во всём её виде чувствовалось что-то южное.
В тот день у друзей был уговор, что беседу начнёт синьор Николо, и поэтому за всю дорогу мадам не проронила ни слова.
Наконец синьор остановился и, обернувшись, цинично произнёс:
- Ах, да! Росетти, сегодня на вас опять новое платье? Неужели те же деньги нельзя было потратить на что-нибудь более необходимое?
- Положение обязывает … - чуть слышно произнесла Росетти, однако синьор Николо не дал ей договорить, и уж который раз подряд за годы их знакомства начал своё старое поучение. Но мадам это нисколько не раздражало, она была примерной ученицей и внимала почти всем советам своего друга, исключая, как раз, только те, кои касались её туалета.
Между тем день, который стремительно близился к полудню, мешал им идти дальше, и друзья остановились. Николо закончил, наконец, свой монолог и подозвал к себе даму жестом, неловко спросив:
- Видите вон ту оливу, мой друг?
- Si, – ответила она, щурясь от лучей палящего солнца.
- Давайте присядем там. Корзинка ведь при вас?
- Разумеется! Было бы непростительно забыть наш завтрак.
Она показала ему корзинку, и они вместе сошли с аллеи. Синьор Николо помог ей сесть, и радостно воскликнул:
-Чудесно! И что за прелесть этот кипарисовый дух!
- Мне он тоже приятен, - смущённо согласилась Росетти.
Она достала из корзинки сыр и два яблока, одно из которых протянула ему. Съев яблоки, друзья завели одну из тех прекраснейших бесед, которые могут родиться лишь во время отдыха на лоне природы, когда забываешь о суете жизни, и в одно мгновение становишься сентиментально безмятежен. Они говорили об искусстве, живописи, литературе - обо всём приятнейшем и возвышенном, но им обоим почему-то казалось, что это всё пустое. Их охватывало столь сильное смущение, что и дышать ровно было тяжело, не говоря уже о словах. Эта давняя игра недомолвками так заняла их, что друзья даже не заметили, как тень оливы переместилась на другое место и больше не защищала их.
- Посмотрите на эту кипарисовую шишку, – задумчиво произнёс синьор Николо – Она так интересна. Наверное, самая огромная из тех, что я видал. – Мадам Росетти еле заметно улыбнулась, от чего синьор Николо тайно возрадовался. – Жаль, что я нынче забыл захватить с собой альбом. Её обязательно следовало бы зарисовать, хотя у вашего замечательнейшего братца это вышло бы лучше, чем у меня.
Росетти снова улыбнулась, прикрыв рот рукой, и посмотрела в сторону солнца, тихо сказав:
- Уже, верно, полдень. Пойдёмте, mon ami, а то вы обещали составить мне компанию за обедом у местного общества.
- Я этого вовсе не забыл, синьора. Пойдёмте, – ответил синьор Николо и поцеловал ей руку.
Они неспешно поднялись с большого камня, на котором сидели, сложили всё обратно в корзину, и, собираясь уйти, сделали несколько шагов в сторону, как вдруг синьор Николо дернулся и крайне взволнованно произнёс:
- Простите, мадам, но сейчас я явственно чувствую запах крови.
Испуганная Росетти взволновано пролепетала:
- Синьор Николо, вам показалось. Просто солнце напекло вам голову!
- Нет, – твёрдо ответил он. – Пойдёмте-ка, посмотрим, что там, за оливой.
Дама едва заметно кивнула ему, и они быстро зашли за это широкое столетнее дерево. Там, под холмом, в тени большого морщинистого ствола, у белых камней, лежал человек. Синьор Николо подошёл к нему, и тут же почернел: этот человек, весь перепачканный кровью, совершенно явно был мёртв.
- Упокой Господи его душу! – сказал синьор, перекрестившись.
Мадам Росетти, пересилив себя, решилась взглянуть на труп из-за спины своего друга.
- Царствие ему небесное! Как же это? Кто он? – задыхаясь, спросила она.
- Это крестьянин из ближайшей рыбацкой деревни, Чезаре, - щурясь, отвечал синьор Николо, - Ему проломили голову камнем.
Действительно, крестьянин лежал совершенно неестественной позе: несколько скрюченный, весь в коричневой пыли, его растрёпанные сальные волосы были липкими от крови, а на затылке зияла дыра, красная волна из которой залила всю рубаху. Чуть поодаль, в траве, небрежно валялся окровавленный камень, видимо, брошенный убийцей.
- Мадам Росетти, мне кажется, или вдали, у развалин движется какая-то чёрная точка? – синьор Николо прищурился. – Я, к сожаленью, плохо вижу…
- Si, синьор. Это человек!
- Мы его уже не догоним, легко спрячется в этом лабиринте, – он в гневе стукнул тростью по камням.
- Тогда надо скорее бежать в деревню! – Росетти схватилась за его руку.
Друзья спешно выбежали на тропу и скорым шагом направились к небольшой, захолустной деревеньке, что находилось почти у самого края Жёлтой скалы. Синьор и его верная спутница испытывали дичайший цепенящий страх, ведь они никогда, за всю свою жизнь не видели ничего подобного, но бросить это дело было не в их принципах.
В деревне эта история за считанные минуты подняла неслыханный шум. Ещё до прибытия полиции все жители, собравшись толпою, обсуждали смерть юного Чезаре. По приезду властей синьор Николо и мадам Росетти повторили всё, что знают и привели их на место преступления.
Вечером, по прибытию в город, синьор Николо почувствовал жуткую слабость и покинул мадам Росетти прямо у входа в гостиницу, попросив не беспокоить его два дня. Он был человеком предельно чувствительным и впечатлительным, потому вся эта история глубоко задела его и захватила все мысли. Той же ночью, страдающему от бессонницы синьору, пришла в голову идея снова отправиться к алле и тщательно осмотреть место преступления. Он прекрасно знал, как действует местная полиция, а себя он всегда считал человеком, который умеет замечать мельчайшие детали.
Синьор Николо вышел из гостиницы засветло. Улицы были пустынны. Совсем скоро он вышел к аллее и прибавил шагу. День обещал быть очень ветреным, хотя солнце и светило во всю, поэтому на синьоре Николо было длинное пальто. Дойдя до того самого дерева, синьор одел очки и стал искать в траве улики, которые могла пропустить полиция. Под холмом, где погиб Чезаре, ничего не было, дождь смыл кровь, но когда синьор наклонился к камням, он заметил белую тонкую нить. Спрятав её в карман, он продолжил поиски. Больше здесь ничего не было, к тому же тут ходило уже столько народу, что следы или ещё какие-нибудь явные улики нельзя было найти. Николо медленно прошёлся вокруг оливы и тут, прищурившись, заметил, что на цепкой корявой ветке висел маленький клочок красной ткани. Он внимательно разглядел его, а потом, как и нить, бросил в карман пальто.
Ещё раз внимательно всё осмотрев, синьор направился к обратно дорожке. Он понимал, что все эти вещи запросто могут оказаться не уликами, а лишь обрывками одежды кого-то из вчерашних зевак, но ничего другого у него не было.
В этот момент он услышал истерический смех, какая-то безумная старуха обрывала кусты у развалин. Она злобно и резко взглянула на синьора, а когда вздрогнул, снова рассмеялась. Николо тут же выбежал к кипарисам, эта старуха сбила ход его мыслей, и надо было скорее успеть в гостиницу, чтобы всё записать.
Добравшись до своего пристанища, синьор, обессилевший от напряжения нервов, тут же упал на кровать и заснул. Весь день не он выходил из комнаты, мучаясь из-за смутных видений с кровью и той безумной старухой. Вечером, когда ему стало чуть лучше, он написал записку и попросил коридорного отнести её мадам Росетти. Когда та получила ее, то ужасно возмутилась. В ней синьор Николо сообщал о приглашении из деревни, настойчиво прося её сходить на похороны с кем-нибудь из слуг, и расспросить о том, кто бы мог совершить такое душегубство.
Чезаре при жизни был человеком свободным от всяческой работы и, поскольку от его рыбацкой деревни до городка было совсем недалеко, вечерами он зарабатывал себе на хлеб песнями на улицах и в городских трактирах. Простые горожане очень любили его, считая забавным дуралеем и способным гитаристом. В деревне же его не любил никто. Он считался до невозможности вспыльчивым, ленивым и глупым, даже его родная сестрица Мария не переносила его. Жили они почти на самом краю Жёлтой скалы. Вот и всё, что знали синьор Николо и мадам Росетти об этом человеке до того ужасного случая. Как-то они бывали в одном из этих трактиров и завороженно слушали его песни…
День похорон несчастного певца выдался прескверный: солнце скрылось за тучами, а воздух был холоден. Народу, не смотря на все интригующие обстоятельства, собралось немного. Было тихо, никто не перешёптывался, все люди со вниманием слушали старенького священника, даже мадам Росетти и синьор Николо, всё-таки соизволившие прийти. После того, как гроб погрузили в землю и засыпали землёй, люди, такие же угрюмые, как и небо в тот день, направились в дом Марии. Синьор Николо, заметил в толпе ту самую старуху, которая, дрожа, держалась за руку крепкого молодого человека, видимо её сына. Они смотрели на него излишне пристально, с открытой неприязнью, и, пожаловавшись на состояние своего здоровья, путешественник тут же покинул остальных, (но мадам Росетти по его наказу, вынуждена была остаться). Соседи по деревне тихо переговаривались, благородная дама презрительно рассматривала обстановку. Дом Марии был совершенно обыкновенный, даже несколько захудалый: обвалившаяся посеревшая черепица, излишне разросшиеся цветы, и дикий виноград, увивший всю заднюю стену. Недалеко от двери стояло несколько удочек, гнилые деревяшки и прочий сор. Скатерть, на которой разложили обед, была такой же грязно-оранжевой, как и сам дом. Гостья брезговала есть хозяйскую рыбу, но от бокала вина она не отказалась.
- О, синьора, я так рада, что вы смогли посетить дом такой простой девушки, как я… - приговаривала Мария, наливая даме вино.
После обеда гости быстро разошлись. Последней засобиралась Росетти, но сестра Чезаре, коснулась её своей грязной рукой и надрывно прошептала:
- Я знаю, кто это сделал. Это Сильвио. Слышите, синьора, Сильвио. Я не могу говорить громче. Это очень жестокий человек. Он хотел жениться на мне, но Чезаре был против. Сильвио затаил злобу! Помогите мне!
Мадам Росетти спокойно выслушала девушку, и промолвила:
- Ничего не бойтесь. Я и синьор Николо сделаем всё, чтобы вам помочь. Мы завтра же поговорим с полицией.
- Храни вас Господь! Спасибо вам! – почти зарыдала Мария, одёрнув руку и начав рыться в огромном кармане своей юбки в поисках платка.
Росетти еле заметно поклонилась и вышла из дому в сопровождении одного из своих слуг. Столь по-детски печальное лицо Марии так тронуло даму, что она сама чуть не заплакала по дороге. Вернувшись в гостиницу, она сразу же написала записку своему другу, который согласился, что на следующий же день надо встретиться с полицией.
Синьора Николо, который уже успел осознать некоторые детали, всю ночь лихорадило. Он не мог заснуть, то и дело подбегая к столу, чтобы записать очередной вариант решения головоломки. Утром ему стало легче, он побродил по городу, и ответ пришёл сам собой. Ему осталось лишь вырвать признание преступника.
Затем синьор Николо ещё раз выслушал всю историю мадам Россетти, в одном маленьком ресторанчике. И вот тогда, наконец, появился полицейский. Это был толстый неповоротливый господин лет пятидесяти с хитроватым лицом дикого бронзового цвета. Он подошёл к синьору Николо и его спутнице, поклонился и вальяжно опустился на стул. Синьор Николо медленно и четко пересказал ему слова Росетти, а затем отозвал на tête-à-tête. Мадам Росетти ничего не слышала, но видела, что герр полицейский вначале громко смеялся, а затем, немного поспорив, утвердительно закачал головой. Это её очень огорчило, поскольку она считала, что это наисерьезнейшее дело слишком опасно для её синьора, со столь сильным убийцей нельзя шутить. Но она даже не представляла себе, что задумал её старинный друг.
* * *
Рассвет только начался, и сиреневые сумерки ещё удерживали в деревне темноту. Синьор Николо вместе с синьориной Марией прошли мимо единственного дома, в котором в столь ранний час ещё горела свеча.
- О, синьор, это дом старухи Анны, коя очень не любила моего брата. Теперь она сподвигла отверженного Сильвио на безумства! А один раз эта сумасшедшая сама чуть не задушила моего бедного Чезаре. Мне страшно, давайте пойдём быстрее?
Синьор Николо кивнул, и они ускорили шаг, быстро прошагав мимо ветхого дома Марии, взобравшись на самый край скалы, откуда открывался вид на светлеющее море. Это был восхитительный вид: легкая чуть фиолетовая рябь переходила в белые барашки. Рыбаков, как ни странно, было очень мало, да и те сидели у малых скал, и с верхушки Желтой скалы казались лишь точками. Синьор Николо с дрожью смотрел в тёмные глубины моря. Мария молчала, лишь изредка поглядывая на своего спутника.
- Это вы его убили, – резко и громко произнёс этот молодой господин, не отрывая взгляда от самой дали, откуда поднималось огненное светило.
- Я? – изогнув бровь, возмущённо вопросила Мария (в голосе её чувствовалась неподдельная дрожь, а глаза наполнились слезами).
- Да, – ответил синьор Николо, отвернувшись от девушки.
- Чем же он мне мог помешать?- грустно спросила она. – В-в-се знали, что даже без такого лентяя, как Чезаре, я не смогу себя обеспечить, синьор.
- В один тёплый, пригожий денёк вы и ваш брат Черазе отправились на рыбалку. Это было утром, довольно рано, как сейчас. Рыба не ловилась, и вы решили пройтись через развалины к аллее. У вас с собой было немного еды, и вы решили подкрепиться у оливы. Вдруг один из вас наткнулся на что-то в траве, под деревом. Вы решили откопать неизвестный предмет, который оказался небольшим кувшином, набитым золотыми монетами. Вас, юную девицу, как ни странно, почти сразу охватила ужаснейшая жадность. Вы расхотели делиться с ленивым бездарным братом, и в тот же миг решились совершить душегубство. Вы попросили его посмотреть удочки - вам вроде как показалось, что что-то с ними не так, а сами покамест взяли камень побольше, и что есть сил ударили его по голове. Вы долго находись в ступоре, забытьи, в сонном тумане. Вы не ощущали ни боли, ничего в целом мире. Но затем быстро спохватились, накинули его плащ, взяли удочки, остатки еды, и убежали, так как услышали, что кто-то идёт в низину.
- Синьор! Да как вы смеете?! У вас ровным счётом нет никаких доказательств! – отвернувшись от него Мария зарыдала.
Синьор Николо вздохнул:
- Я сразу понял, что это была женщина, ведь мы с мадам Росетти видел вас, когда вы убегали. Я хоть и близорук, да всё же смог приметить, что человек в плаще придерживал юбку. На следующий день я нашёл кое-какие предметы, что не заметила полиция. Во-первых, нить, но тщательнее рассмотрев её дома, а так же сопоставив с подробным рассказом мадам, я понял, что это обрывок лески. Потом, все эти новые гравюрки и стол не по карману так же указывали исключительно на вас, синьорина… Постойте-ка, – синьор Николо ухватился за краешек рукава. – На вас тот самый красный платок, клочок которого я нашёл у оливы.
Лицо у Марии стало будто мраморное, она медленно повернулась к синьору и с невообразимо обреченным видом слушала его рассказ.
- Самое главное доказательство это кувшин, что я нашёл, совершенно случайно споткнувшись. Из-за него вы, юная девица, совершили ужаснейшее злодейство!
Мария то чернела, то краснела, но никого движения в ней не чувствовалось, даже движения мысли в глазах.
- Я-я так остро чувствую запах, – начал синьор Николо. – От в-в-вас до сих пор пахнет этой кровью. Вы вся в ней. В этом жутком, пьянящем запахе, что вскружил вам голову. Когда я увидел труп, мне было также дурно. Я был потрясен, я был близок к истерии. Я сейчас вижу, вижу ваши красивые, загорелые полные руки бледны, как снег. Это оттого что вы совершили. На них кровь и грех.
Мария хотела закричать, но из её горла вырвался какой-то страшный сип. Она потрясенно рассматривала свои руки и гладила своё лицо.
Синьору Николо самому стало страшно, он запинался, но он продолжал:
- Вы загубили себя и свою молодость! А всё ради ничтожных денег. САМИ избрали этот путь.
Мария беззвучно зарыдала, её застывшие глаза округлились сильнее, как у умалишённой. Синьор Николо на мгновенье закрыл глаза, горько вздохнув. А девица в ту же секунду схватила его за шарфик, грубо прижав к себе.
- Я ещё не знаю, что с вами сделаю. Убью или поцелую, – она усмехнулась, сильнее потянув за шарф, – Вы же слабенький маленький мальчишка, хоть и строите из себя настоящего мужчину. Ничего не сделаете, особенно если я поделюсь золотом и кое-каким иным богатством!
Синьор застыл, и она обхватила его руками, отпустив шарф. Синьор Николо пытался вырваться, но Мария крепко стиснула его.
- А-а-а-ах! – театрально вздохнула девушка, широко улыбнувшись. – Больно? – Заливисто засмеялась эта безумная, – Что же ты так?
- Гадкая змея. Нет хуже, ведьма, - Он попытался отпихнуть её, но ничего не выходило. Девушка слегка коснулась его лба ледяными губами:
- Нравится?
- В-в-ведьма. – отвёл взгляд синьор.
Она ещё сильнее вцепилась в него, впившись ногтями в спину. Николо напрягся. Всё зависело от одного мгновения. Мария осторожно провела губами по его щеке. Дыхание её, как и биение сердца, было чрезмерно громким. Затем она погладила его рукой по спине и прошептала:
- Давай сбежим отсюда? Никто не узнает, никто не догадается. Вместе – только ты и я.
Казалось, мгновение синьор Николо раздумывал над вопросом, а затем коснулся рукой её спины. Мария томно вздрогнула и ослабила хватку. Она вытянула губы, чтобы поцеловать его, но он крикнул: «Пора!» - и с силой отбросил девушку к кустам. Мария изумлённо вскрикнула, так как вдруг пара крепких рук поставила её на ноги и скрутила запястья. Синьор Николо, тем временем, отряхнул свой костюмчик и подошёл к ней поближе.
- Вы? Полиция? – кричала она ему, пытаясь вырваться. В глазах девицы кипела бесконечно жуткая злоба.
- Да, это полиция. Теперь вас ждёт достойная кара.
Полицейские поклонились ему, хотели что-то рассказать, но синьор Николо жестом попросил тех замолчать, и, сказав напоследок: « И она снова предала. Предавала свою любовь к Сильвио. Столько лжи всегда приводит к печальным последствиям» - молча пошёл к деревенской дороге, оставив этих людей в состоянии исключительной задумчивости.
* * *
«А Чезаре умирал медленно. Ужаснейшая участь! И кому мешал этот уличный певец? Пусть даже и ленивый?! Никто не имеет права лишать человека жизни! Только Господь!» - закончил свой рассказ синьор Николо, сидя в мансардном кафе той гостиницы.
Мадам Росетти слушала историю со вниманием, искренне удивляясь дикой алчности и жестокости юной девушки. Однако она не могла позволить себе упустить возможность довольно обидно подшутить над своим молодым учителем:
- Вы совершенно правы синьор! Но как же ловко она вас схватила! Вас же могли задушить собственным шарфом! О, Матерь Божия, это же был сущий дьявол против несчастного вас!
Синьор Николо покраснел как рак, не находясь, что ответить подруге, которая посчитала его субтильным слабаком. Он решил провернуть ещё более хулиганский и неприличный поступок: схватил с кофейного блюдца крошки, и, скрутив их в комочек, собирался запустить им в эту знатнейшую даму, что не переставала смеяться.
И вдруг с улицы послышалась незатейливая народная мелодия, друзья посмотрели вниз с балкона, и увидели, как шёл с гитарой молодой певец, до ужаса похожий на Чезаре.
- Знак судьбы? – грустно произнесла дама.
Синьор Николо чуть улыбнулся.
Мария вскорости умерла в тюрьме от апокалипсического удара…