Специально для Clisson
Эрфурт, канун миллениума.
читать
Было темно, и излишне серо для такой ночи, однако все праздничные вечеринки проходили там, в Новом городе, Старый же город жил, по прежнему: после Рождества всю мишуру и иллюминацию убрали, как в прошлом, и позапрошлом году, и сотню лет назад. Приход нового тысячелетия суждено застать далеко не каждому, но слишком многие осси хотели провести этот пятничный вечер в тишине, однако юной студентке N. и её адъюнкт-профессору посчастливилось застать это событие прямо в заснеженном дворике. Они стояли под открытым небом, на улице, с дешёвым кофе, пачкая спины стенами грязного дома, и бессмысленно разглядывая железную ограду, за которой виднелось скалообразное нечто, с обнаженным кирпичом и окнами забитыми досками, являвшееся некогда городской синагогой.
- А мама скоро приедет? - спросила девушка, поднявшись на цыпочки (ей казалось, что учитель даже не видит её).
- Не скоро, после русского Рождества. Экзамен по античности будет принимать заменяющий.
- А, ну ясно... - закончила бессмысленный диалог студентка, и, хлебнув кофе, посмотрела выше ограды, на совсем чёрную синагогу.
Адъюнкт-профессор молчал с минуту, а затем, неловко шаркнув ногой, спросил:
- Ты очень пристально смотришь на синагогу. Это из-за прошлогодних раскопок?
- Да, из-за клада. Клаус сказал, что это вовсе не еврейский клад, это готское золото наколдовал из прошлого чернокнижник Фауст, - радостно выпалила она.
- Какая детская чушь! Не удивительно, что этот парень на грани отчисления... - желчно ответил учитель.
- Но Фауст преподавал здесь античную литературу, как и мама? - девушка довольно ухмыльнулась.
- Это написал богослов, француз Кайе, и это бред, - и он резко бросил стаканчик в урну с этими словами.
- Тогда Фауст просто вызывал духов Платона и Аристотеля? - студентка, раскрасневшись, тихонько смеялась.
- Послушай, я знал человека, который разговаривал с ними, и это был шизофреник, - она хотела засмеяться громче, но учитель помрачнел и ссутулился, невольно напомнив ей этот старый еврейский храм.
- А что же было? Он ведь приезжал в город, да? - зрачки её глаз заметно расширились в почти детской мольбе о сказке.
- Было мошенничество, хотя, конечно, и не такое крупное, как этот треклятый миллениум.
Дюссельдорф, 1913 год.
читать
Он вернулся с бала военного коменданта в пригород под утро. Горлицы уже во всю пели под окнами большого дома, и это заставляло его только сильнее нервничать. Его жена, Маргарета, отпросилась домой пораньше, ей сделалось дурно, но она слёзно умоляла мужа остаться на балу, который был слишком важен для их положения в местном обществе. Он спешил, задыхался. И застал её не в спальне, а в проходной гостиной, на полу. Он упал перед ней на колени, и взял за руку. Маргарета тут же очнулась и её белёсое лицо озарила радостная улыбка.
- А это ты, я так рада, мой полковник, - проговорила она на одном дыханьи.
Её причёска и платье почти не пострадали, словно она провалилась в сон по какому-то злому волшебству. Он сильнее сжал её руку и серьезно спросил:
- Что случилось? Почему ты не легла в спальне?
- Я просто очень устала, прошлой ночью я совсем не спала, я притворялась. Силы внезапно покинули меня, но в этом нет ничего плохого, милый, - почти шептала Маргарета.
- Ты не обманываешь меня? - муж пристально посмотрел ей в глаза.
- Я тебя люблю, я не могу тебе врать, - сказала она, проведя рукой по его щеке.
Он вызвал слуг, которые помогли ей добраться до спальни, а сам заперся в кабинете.
- Это морфий, - подсказала вдруг тень.
- Нет, она не может мне врать, - ответил в пустоту полковник.
- Это морфий, не иначе. Просто сократи её расходы, и ты сам всё увидишь, - добродушно разъяснила чернота.
- Ты обещал, что мы умрём почти вместе, и это будет не скоро, - взбешенно закричал он, разом сбросив книги со своего стола.
Тень стала чуть больше, и произнесла успокительным тоном:
- Но я не обещал, что не будет мучений. Кстати, пару часов назад скончалась ваша матушка. И, боюсь, господин комендант не отпустит вас в Берлин. Он страшно недоволен вашей вспыльчивостью.
Польская провинция, лето 1939 года
читать
Ян сидел у своего массивного чёрного трюмо, разглядывая причудливые склянки. Он сильно устал, однако держался натянуто-бодро.
В этот момент в комнату быстро постучались.
- Войдите, - снисходительным тоном произнёс Ян, и в комнату вбежала миниатюрная гримёрша в голубом переднике.
Он засмеялся, и махнул ей рукой:
- Маржена, скорее омолоди меня!
Девушка улыбнулась в ответ, и открыла трюмо. Она суетливо зарылась в ящичках с огромнейшим удовольствием. Найдя всё необходимое, девушка стала стирать грим с лица Яна. И вскоре он действительно помолодел, его лицо сделалось румяным и свежим. Маржена сняла с него парик, и Ян снова стал блондином. Ей всегда нравилось быть причастной к этому волшебству.
- Вот и всё, - наконец сказала она и, отряхнув руки о фартучек, провела рукой по его волосам.
Глаза Яна радостно блестели, он встал со стула и взял её за руку. Маржена покраснела, и стыдливо отвернулась.
- Мне пора уходить, - прошептала она, - Сейчас придёт эта старая карга Ястыся, чтобы заняться вашим костюмом.
Тогда он прижал её руку к сердцу и пропел:
Ах, побудь со мной! Ах, побудь со мной!
Бог, бог, сам бог нас свёл с тобой!*
Девушка поджала губы, отошла от него и смущенно произнесла:
- Ах, оставьте это, вы уже не пан Фауст, Ян.
- Неужели я не могу рассчитывать на этот вечер? Или хотя бы на один поцелуй? - с театральной томностью произнёс он, пытаясь прижать её к себе, - Может, я слишком стар для вас?
- Нет, нет, Ян, вы совсем не старый. Но сейчас не время. Вы... вы не должны отвлекаться перед сентябрьской премьерой, - зажмурив глаза, затрясла головкой Маржена.
- Да-да, конечно, - задумчиво ответил Ян, и снова сел у трюмо, - В последнее время, знаешь, меня терзает какое-то неясное предчувствие.
- Это из за нашей помолвки после премьеры оперы, да? Я не подхожу любимцу сцены? - Маржена опустилась перед ним на колени, её лицо потемнело.
- Как ты могла подумать о таком, душенька моя, Марженка, - ласково ответил певец, немного нервно гладя её русые волосы, и продолжил с придыханием, с трудом глотая воздух, - Я никогда не брошу тебя. Меня беспокоят сны. Столько лет прожил, а никогда не снилось мне ничего страшного, даже в детстве. Море всегда успокаивало меня. А теперь каждую ночь я вижу лаву вместо воды, пожар над городом, а над пожаром гигантскую тень с рогами, представляешь? Мефистофель! И каждый раз мне кажется, что это всё правда. И просыпаюсь я оттого, что своими огромными рогами чудище тычет мне прямо в грудь, медленно убивая. Что это за отвратное наваждение?
- Ничего не бойся, мой Ян, - пугливо, но в тоже время решительно, ответила Маржена, глядя ему прямо в глаза, - Это просто ваша дурацкая опера, Фауст, а ты слишком много работаешь. Забудь об этом хоть на мгновение, прошу, - и, почти плача, она поцеловала своего возлюбленного.
*пер. П. И. Калашникова либретто оперы "Фауст" Ш. Гуно