Сын Вагнера и внук Листа
Зигфрид прибыл в Москву и должен был остановиться у Кусевицких. Они ему устроили обед с представителями музыкального мира, которых оказалось, впрочем, всего двое, если не считать самого Зигфрида и Кусевицкого.
Это были Скрябин и я. По-видимому, я оказывался представителем музыкальной печати, а Скрябин – композиторского мира. <...>
Он был до ужаса похож на отца — несколько выше ростом (Вагнер был совсем маленького роста), те же черты лица, подчеркнутые еще тождественной прической и совершенно «вагнеровской» бородкой ниже подбородка. Сходство было потрясающее, я сидел за обедом против него, и мне все время до жуткости казалось, что передо мной сам автор «Нибелунгов».
<...> Началось с парадного тоста (под русскую водку) за новоприбывшего «сына Вагнера и внука Листа» — говорил С. А. Кусевицкий со свойственной ему в подобные минуты невероятной вкрадчивостью и сладостью (он умел это делать в известные моменты), выразив надежду, что чрез час мы будем иметь счастье слышать великие произведения его гениального отца в том исполнении, которое завещано самим Вагнером сыну, так сказать — «из первых рук». Мне показалось, что он начал еще фразу о том, что Вагнер есть вообще кульминационный пункт музыки, но внезапно оборвал свою речь, посмотрев в сторону Скрябина и его жены, — вспомнил, что именно Скрябин себя чувствовал как кульминационный пункт музыки. Зигфрид выпил водку с видимым удовольствием. Мы ждали ответного тоста, но его не воспоследовало: Зигфрид уже по время тоста Кусевицкого все время беспокойно и тоскливо смотрел на рукав своего костюма, на котором виднелось черноватое маслянистое пятно.
— Это пятно, наверное, нельзя вывести, — наконец промолвил он с тоской в голосе.
— Не беспокойтесь, маэстро, — отвечал Кусевицкий, — нет ничего легче, как вывести. Это сущие пустяки…
— Я сама приму меры, — сказала Н. К. Кусевицкая. Кусевицкий наклонился ко мне и сказал мне тихо по-русски:
— Он задел рукавом за что-то, выходя из автомобиля, — и вот сам не свой — что-то у него тут не ладится (он показал на голову).
— Скажите нам лучше ваше мнение о современной музыке Германии, — сказала Наталья Константиновна Кусевицкая.
— Я полагаю, что костюм испорчен, — отвечал Зигфрид Вагнер печально.
Как ни старались гостеприимные хозяева перевести разговор на музыкальные рельсы, он упорно возвращался к рукаву и костюму. Я был потрясен контрастом между этой точной маской великого Вагнера и убогим содержимым того, что было за нею. До чего опасно ждать величия от потомков великих. Мне припомнились аналогичные эпизоды: «великий» Толстой и совершенно ему физически подобный его сын — Илья Львович, которого я тоже хорошо знал: небо и земля, одинаковое тело, до ужаса, до неправдоподобия подобные тела и совершенно чужие души, и вот этот бедняга Зигфрид Вагнер, точно на смех — точная копия физического тела отца и заурядная психика не только «среднего немца», но глупого немца, что, как известно, составляет особо тяжелый случай.
На концерт мы все пошли. Слушали метрономически точное, «капельмейстерское» исполнение хорошо нам известных произведений «великого Вагнера» и тоже совершенно «капельмейстерские» произведения его сына, про которые московские музыканты поговаривали, что будто и писал-то их не Зигфрид, а сам Гумпердинк.
-
-
22.01.2018 в 08:47Какое глубокое разочарование из-за завышенных ожиданий)
-
-
22.01.2018 в 22:59хорошо хоть сами немцы скорее жалеют Зигфрида
-
-
23.01.2018 в 02:57— Я полагаю, что костюм испорчен, — отвечал Зигфрид Вагнер печально.
Непроизвольные шедевры
-
-
23.01.2018 в 07:38хорошо хоть сами немцы скорее жалеют Зигфрида
Потому что он в любом случае не смог бы выбраться из тени отца?
-
-
23.01.2018 в 22:27не удивительно, что его сыграл тот же актер, что исполнил роль Ники во всем известном плохом фильме
-
-
24.01.2018 в 04:46Спасибо)