С 1888 года Мюнхен вел гостевую книгу, которая изначально называлась "книга для регистрации приезжих". Лишь позднее книга стала называться "памятная книга посетителей ратуши в Мюнхене." ("Gedenkbuch des Rathauses in München".
С течением времени в книге оставили свои подписи коронованные особы, представители иностранных правительств и городов, духовные сановники, ученые и художники, профессиональные ассоциации, студенческие группы и т. д.
2 октября 1888 года кайзер Вильгельм II был первым, кто оставил свою запись в Золотой книге Мюнхена. Он написал большими буквами: "Вильгельм. Германский кайзер, король Пруссии". В начале осени 1891 г. кайзер и его друг Филипп Ойленбург вновь посетили Мюнхен. Если кайзеровскую речь Ойленбург смог еще откорректировать, то на подписи Вильгельма он никак не мог повлиять. Вильгельм оставил свою вторую запись в книге 8 сентября 1891 г. на латыни : "Suprema lex regis voluntas!" - "Воля короля - высший закон". Эта запись вызвала большой шум в Баварии. Это было даже для империи довольно смелое абсолютистское требование. Что кайзер хотел этим сказать? Простая необдуманность? Прусская насмешка над Баварией? Нападение на конституционализм в Баварии? Показное проявление самодержавия?
Поступок кайзера повлек за собой недовольство и большую критику, некоторые увидели в этих словах нарушение конституционного порядка в Баварии и империи; у других кайзеровские слова вызвали выраженное смущение, поскольку номинально правящий баварский король – Отто был неизлечимо душевнобольным. Также это расценили, как насмешку Пруссии над Баварией. О том как болезненно баварцы восприняли слова кайзера передает Филипп Ойленбург, который был в то время прусским послом в Мюнхене: "Почему его величество написал эти слова, я не должен спрашивать, но я бы совершил трусливую несправедливость, если бы не написал о плохом воздействии этих слов на южную Германии, где его величество поставил меня, как наблюдателя. Во-первых, слова были очень обидными, потому что люди прочитали вид личной кайзеровской воли над баварской волей. Все партии без исключения прочувствовали себя больно задетыми словами его величества и это было истолковано против его величества самым позорным способом."
Мать Вильгельма вдовствующая императрица Виктория, которая не раз критиковала поступки сына, возмущенно сетовала своей матери английской королеве Виктории : «Я думаю он едва ли может понять, что он делает, когда пишет что-то подобное! Царь, непогрешимый Папа, Бурбоны или наш бедный Карл I смогли бы написать такое предложение - но конституционный монарх в 19-ом веке!! Так что молодой человек, сын cвоего отца, и твой внук, не говоря о моем ребенке, не должен ни иметь, ни выражать такой принцип!! Это похоже на то, что он написал под своим портретом Госслеру* весной, что вызвало много обсуждений».
Тайный советник Фридрих Гольштейн считал, как и другие наблюдатели, что речи и записи кайзера более подходят для исторической мелодрамы, чем для политической сцены того времени. Гольштейн выражал озабоченность по поводу склонности Вильгельма лететь на огонь, подобно мотыльку и в письме Ойленбургу акцентировал на том, что Вильгельм "делает себя не столь ненавистным, сколь смешным".
В министерстве иностранных дел не было сомнений, что католики, партикуляристы, социалисты, демократы и также сторонники Бисмарка делают все возможное, чтобы вызвать недоброжелательность к кайзеру. В МИДе также критиковали поведение Вильгельма, которое становилось мишенью для его врагов.
За спиной Вильгельма не раз ходили слухи, плелись заговоры, чтобы дискредитировать кайзера. И любая неосторожно оброненная кайзеровская фраза раздувалась до размера слона и зачастую неверно истолковывалась.
Позднее поступок кайзера пытались оправдать тем, что Вильгельм так проявил свое чувство юмора. Канцлер Лео фон Каприви, пришедший на смену Бисмарку, посчитал, если кайзер все же так пошутил, то очень неудачно. Такой поступок был сродне мальчишеской выходке.
Так текст кайзера в Золотой книге города Мюнхена стал крылатой фразой.
Эпоха рыцарей, прекрасных дам и самодержавных правителей давно минула. В бурный век развития индустриализации, демократических тенденций, когда монархии клонились к закату, для кайзера Вильгельма II, как и для его баварского кузена короля Людвига II, идеалами оставались идеи и представления о божественном праве королей, абсолютизме, династическом культе предков. Филипп Ойленбург писал: «Мы должны принимать в расчет особенности характера монарха, который сочетает в себе черты разных эпох - “современной” и “рыцарской”». Эпоху средневековья, абсолютизма Вильгельм II считал временем высшего могущества Германии.
Все же правление кайзера не было самодержавным абсолютистским режимом, Вильгельм II был конституционным монархом. Из-за громких речей и подобных скандальных фраз кайзера часто обвиняли в автократическом правлении. На самом деле речи и фразы Вильгельма отражали его импульсивный, игривый характер, склонность к театральности и его стремление произвести эффектное впечатление.
-------------------------------------------
* Госслеру, министру по делам образования и религии, кайзер подарил свой портрет с подписью «sic volo siс jubeo» («Так я хочу, так я велю»)
P.S. Текст взят из
группы кайзера
