1 часть. Подготовка к Рождеству в семье кайзера Вильгельма II.
Рождество при дворе, как и везде, было временем ликующего празднества, которому предшествуют долгие недели тяжелой работы и подготовки. (...)
Где-то в середине ноября, а то и раньше, в Берлине было замечательное время для благотворительных базаров, которые придворные дамы усердно посещали, делая крупные покупки одежды от имени ее величества. Я часто сопровождала одну из них в различные крупные магазины Берлина и ахала от скорости и массовости ее заказов— пятнадцать подушек и двадцать пять рамок для фотографий отбирались за считанные секунды, как и другие предметы того же рода.
Огромные кипы товаров начали прибывать и размещались в Мраморном Зале, великолепных апартаментах, которые, в большинстве случаев, использовались для развлечения королевских гостей, но за несколько недель до Рождества приобрели более домашний человеческий облик, заваленные теплой одеждой всех видов, кучей игрушек, книг, альманахов, кусков мыла и ботинок.
Каждого мужчину, женщину и ребенка, имеющего любую связь с королевскими имениями в Кадинене, Губертусштоке, Роминтене, Новом дворце или Берлине, помнили, и работа, связанная с выбором подарков для них, всегда лично контролировалась и распределялась ее величеством, принцессой Викторией Луизой и придворными дамами. Я до сих пор чувствую в своем носу неприятное покалывание, похожее на легкую форму сенной лихорадки, вызванную пушистостью этого множества куч одежды из фланели, толстых шерстяных чулок и носков, которые я помогала сортировать и считать. Инспектор (агент) или священнослужитель каждого округа должен был предоставить список каждой семьи в нем с указанием имени и возраста каждого члена семьи. Каждый получал по крайней мере один предмет одежды вместе с игрушкой (если был ребенок), книгой и одной или двумя упаковками пряников. Каждая пачка была отдельно обвязана розовой или синей лентой и подписана именем человека, для которого она была предназначена, вместе со списком подарков.
Часто были семьи из девяти или десяти детей, и почти каждый год в их список добавлялся еще один ребенок. Императрица, раздавая куски мыла, рассказывала о том, как добрые крестьяне сначала предпочитали хранить их в качестве сувениров, а не использовать в своих целях, с гордостью вынося их на показ ее величеству через год или около того, тщательно завернутыми.
Один из тех людей, чье представление о германской императрице состоит в том, что она проводит свою жизнь в череде домашних обязанностей, однажды отправил ей небольшую посылку. (...)
Подарок представлял собой зеленый фартук с красивым большим карманом в так называемом, как я полагаю, "художественном стиле", но поскольку такие подарки никогда не принимаются без оплаты, он был отложен в сторону с мыслью о возвращении. Ее величество, однако, нуждалась в чем-то в качестве защиты для своего платья при работе с вышеупомянутыми пушистыми одеждами, и обнаружила, что зеленый фартук ей пригодился, так императрица носила его каждый день в течение следующих нескольких недель. Очевидно, у «Джеймса Баркера», даже если его литературный стиль не имел высокого слога, было чутье для поставки необходимой вещи в нужный момент. «Ирландский фартук» был предметом постоянной похвалы, и ее величество часто выражала свою признательность его практической полезности. Я считаю, что это был единственный фартук, который когда-либо носила ее величество.
Лично для принцессы наступление Рождества было серьезным временем по многим причинам, главным образом финансовым. До тех пор, пока ей не исполнилось семнадцать, она получала только личное пособие пять марок в месяц, из которого она покупала собственные марки и сэкономленное воскресное пожертвование. Возможно, было бы нарушением доверия, показать, что это пожертвование никогда не превышало десять пфеннигов, что составляет один пенни в переводе на английские деньги; и я никогда не забуду выражение печального негодования на её лице, когда однажды я дала ей в часовне по чистой неосторожности самую маленькую серебряную немецкую монету, пятьдесят пфеннигов, стоимостью чуть меньше шести пенсов. Она должна была положить его в тарелку, но абсолютно отказалась вернуть мне лишнее.
"Как я могу купить свои марки, когда ты так безрассудна?" потребовала она, когда вышла из часовни.
Баланс ее маленьких счетов всегда был чреват множеством вздохов и охов
«Всегда тридцать пять пфеннигов слишком мало», объявила она, когда подвела заключительную двойную линию.
Она очень сочувствовала мистеру Микоберу, когда мы вместе читали «Дэвида Копперфильда», и от всей души согласилась с его изречением о том, что при доходе в двадцать фунтов в год расходы девятнадцать фунтов, девятнадцать шиллингов и шесть пенсов приведут к счастью, но если бы расходы достигли двадцати фунтов и шести пенсов, это означало бы страдание. Так что, как только Рождество начало маячить на горизонте, было много тревожных разговоров о том, как получить необходимые подарки для ее различных знакомых. Конечно, «папе и маме» нужно было что-то особенное и индивидуальное, сделанное ею самой, и о том что-либо купить в магазине не должно было и помышлять.
"Кажется, единственные вещи, которые можно сделать самим, - это подушки и абажуры, - безутешно сказала принцесса, - а у мамы уже двадцать четыре абажура, десятки десятков подушек. Мы тоже должны придумать что-нибудь дешевое. Я так ужасно бедна."
Год за годом эта проблема возникала снова. К счастью, власти, которые контролировали финансы, постановили, что все материалы для подарков должны быть выкуплены за собственные деньги принцессы, но что в вопросе "возмещения" казначейство предоставит необходимые средства.
Таким образом, измученный ребенок был вынужден заниматься изготовлением тех изделий, которые изначально были дешевыми, но довольно дорогими в изготовлении, таких как домашние тапочки, рамки для фотографий, подушки и так далее.
Однажды на Рождество, в острый кризис, когда по какой-то причине список подарков расширился до двадцати восьми, появление в моде ленточной работы спасло ее от отчаяния. Она выпросила несколько странных кусочков шелка и парчи из мастерской Ее Величества для изготовления перчаток и носовых платков. Работа с лентами - как знают все, кто этим занимался, способна в широком смысле произвести максимум эффекта при минимуме усилий. Поэтому, пока я торопливо набрасывала простые, но приятные рисунки цветов яблони или фиалки по углам всего, принцесса сидела и лихорадочно работала. Она была неутомимой и быстрой рукодельницей - возможно, слишком быстрой, чтобы быть очень точной - и проделала огромную работу, придерживаясь ее час за часом, и, если того требовал случай, кто-нибудь читал ей. По сей день некоторые части «Kidnapped» или «Hereward» кажутся неразрывно переплетенными в моем сознании со звуком тех длинных вытянутых голубых лент и сильно увлеченного лица, окруженного рассыпанными в беспорядке золотистыми волосами, склонившегося при свете лампы над навязанной самой себе задачей. Иногда принцесса и принц Йоахим, когда они сидели вечером с императрицей, оба работали над тем самым рождественским подарком, предназначенным для нее, и поэтому она была вынуждена, согласно часто повторяемым обещаниям, игнорировать то, что они делали, и добросовестно отворачиваться в другую сторону. Ее величество часто со смехом жаловалась на подозрения, которые они оба питали к ее честности в этом вопросе. Они делали ширмы из газет вокруг себя и своих занятий и если эти ширмы падали, как это часто случалось, то «маме» приходилось закрывать глаза или отворачивать голову, пока их временно выстраивали заново, однако они снова падали через 5 мин.
Приблизительно за три недели до Рождества, или меньше, был предпринят дальнейший шаг - практика пения гимна, которое происходило у фортепиано в салоне принцессы, ведущей из салона обер-гувернантки. Все дамы и господа из дворца, обладающие хоть слабой способностью на вокальные данные были задействованы для службы, и несчастный придворный капеллан, взявший на себя невероятную задачу обучения этого самого разношерстного хора. (...) Трогательное и своеобразное отношение к Рождеству присуще каждому немецкому сердцу, которое создает запах горящей сосновой ветки, этот ароматный запах, который пронизывает воздух в этом сезоне, вспоминаются старые детские годы, чудо и слава рождественского глянца.
читать дальше
2 часть. Накануне Рождества
Так что все в Новом дворце со слегка взволнованным видом, свойственным тому времени, напрягают все силы, чтобы добавить свой вклад к общему Рождественскому настроению.
Именно в большом Ракушечном зале концентрируется слава и блеск. Здесь, в этом чудесном зале расставлены ряды больших рождественских елок - по одному на каждого ребенка императора, по одному для его величества и императрицы, всего девять елок. В дополнение к этому у каждого должна быть личная елка. Было бы ужасно найти какую-то гостиную без сосны и блестящей мишуры украшений.
Ракушечный зал занимает центр дворца. На его стенах - великое разнообразие ракушек, расположенных в фантастических узорах - розы, звезды и спирали всех видов - в то время как средние колонны украшены образцами различных красивых камней или мрамора в своего рода неправильной каменной кладке. Здесь можно найти большие куски янтаря с берегов Балтийского моря (один с мухой, отчетливо виден издалека), кусочки голубого лазурита, зеленого малахита, красной яшмы и кольцевидного оникса, алебастра, порфира, кварца любой формы и цвета, все куски тщательно отполированы и закреплены в цементе на массивных квадратных столбах, которые поддерживают крышу. Они искрятся тысячей цветов под восковыми свечами канделябров и мерцающим светом елей.
Последние почти полностью украшены молодыми принцами и их сестрой. Кроме свечей они увешаны конфетами, самыми вкусными шоколадными кольцами. Иногда декораторы слегка надкусывают сломанные кусочки и строго проверяют другие. Затем добавляется большое количество серебряных «ангельских волос» в виде серебристых нитей , создающих впечатление инея, и на верхушке ставится ангел с широко раскрытыми крыльями или большая серебряная звезда помещается на вершину каждой елки, которая затем прочно фиксируется в большой зеленой крашеной подставке, специально для него сделанной.
Настоящая раздача подарков начинается уже за день до Сочельника, а то и раньше. Императрица перебирается из одного детского дома в другой, в больницы и школы, отводя несколько минут тут и там, всегда с той же готовой улыбкой для всех, тем же новым интересом к часто повторяемой церемонии, часто спетому гимну. Она никогда не устает доставлять удовольствие другим, и у нее мало времени на отдых. Для принцессы это тоже очень напряженный день, и все утро она занята украшением небольшой елки для двух нуждающихся детей - маленьких девочек, которых священник выбрал с помощью диаконисы, которая посещает бедные кварталы города. Эти двое детей со своей матерью или старшей сестрой приглашены прийти во дворец во второй половине дня, где им дают кофе и пирожные на маленькой кухне комнат принцев. Их возраст обычно от семи до девяти лет, и они часто болезненно застенчивы, хотя есть блестящие исключения, чья естественность прорывается через искусственный барьер обременительных и чрезмерных манер, навязанных им тревожными отношениями, недостаточно хорошей обученностью в таких вещах.
Пока они угощаются кофе и пирожными, принцесса приказывает лакею опустить все жалюзи большого салона, чтобы закрыть зимний дневной свет и создать надлежащий фон для мерцающих огней на елках, которые все отражаются от зеркал комнаты. На столе разложен полный комплект одежды для каждого ребенка, не считая сапог и чулок, большая корзина с продуктами, в которой, помимо из тех известных немецких печеной и кровяных колбас, есть также кофе, сахар, пряники и другие рождественские деликатесы. На каждой стороне стола есть большая кукла, поддерживаемая кучей одежды и смотрящая в центр обычным кукольным пустым взором
Обер-гувернантка и одна или две дамы императрицы всегда присутствуют, и принцесса заявляет, что очень нервничает, хотя в ее приветствии мало застенчивых признаков, когда большие двери открываются лакеями, и они(дети) подкрадываются к своей матери, почти пораженные красотой и удивлением от всего этого. Взявшись за руки, они стоят перед елкой, свет сияет на их маленьких лицах, и они вместе повторяют рождественскую историю, библейскую историю первого Рождества, которую каждый хорошо воспитанный немецкий ребенок, богатый или бедный, изучает, как только начинает говорить. Иногда, при значительном нервном скручивании чистых передников (платьев), они с каким-то отчаянием даже поют колядки, затаив дыхание. Все чувствуют облегчение, когда это испытание благополучно заканчивается и ребяческие голоса с их носовым протяжным тоном затихают. Затем принцесса говорит им, что это было очень мило, и, взяв их за руку, ведет к елке и показывает им туфли, чулки, платья и куклы, в то время как остальные из нас отодвигаются в сторону и ненадолго оставляют их вместе. Почти всегда дети попадают в спальню принцессы, чтобы примерить новые платья, чтобы увидеть, подходят ли они, и вскоре появляются, чтобы порадовать наши глаза своей красотой.
Через некоторое время они уходят, обычно неся с собой кукол и часть одежды и припасов, но оставляя большую их часть, в том числе и елку, которую нужно привезти на следующее утро в то место, где они живут. (…) Разумеется, каждый год приглашали разных детей, и этот приятный обычай продолжался до тех пор, пока принцессе не исполнилось семнадцать лет, когда она начала заниматься благотворительностью, как и ее мать. В ее более ранние дни имена детей представляли большой интерес, и она была восхищена двумя, кто носил необычную фамилию Бальшух (т.е. бальная туфля).
Около одиннадцати часов утра, в канун Рождества, происходит раздача подарков для слуг принцессы, включая грумов и конюхов. Последние натыкаются на Мопке в аккуратной ливрее и следуют за горничными и лакеями, которые входят улыбающимися с поклонами и выстраиваются вокруг стола, на котором стоит елка. Жалюзи снова опускаются, потому что ни одна рождественская елка не может воздать себе должное при свете дня. Маленькие тарелки, подставки для яиц, пивные стаканы, купленные на карманные деньги принцессы, на каждой из вещей лично принцессой написано имя получателя. Все эти вещи были отобраны лично в магазинах, которые, до ее взросления, ей разрешалось посещать только один раз в год, и правильное распределение подарков вызывало у нее много сердечных хлопот. Она вздыхала с облегчением, когда выходил последний слуга, каждый из которых нес свой подарок, с неизменно сопровождающим его пакетом пряников.
В канун Рождества император, как известно, имеет привычку гулять вне дома, набивая карманы, а точнее, карманы сопровождающих его адъютантов, золотыми и серебряными монетами. Эти монеты он раздает в беспорядочной манере тому, с кем ему посчастливится встретиться; это может быть садовник, или сторож, дежуривший у ворот, или маленький школьник, или девочка, или даже офицер, получающий эту рождественскую стипендию, которая всегда высоко ценится теми, кто ее получает. Стражам запрещается, согласно правилам, брать монету (обычно по двадцать марок) при исполнении служебных обязанностей, поэтому она обычно помещается в сторожевой ящик до тех пор, пока охранник не будет свободен. Однажды на Рождество принцесса пошла с четырьмя своими братьями по широкой дороге Нового сада в Потсдаме, когда на расстоянии они увидели приближающегося императора в сопровождении его адъютантов. Зная об обязанности, которое его величество справлял вне дома, принц Фриц со смехом предположил, что может быть шанс получить немного рождественских денег, поэтому по его команде они выстроились в военном порядке у дороги, стоя в приветствии (по крайней мере принцы сделали это), дамы просто опустили глаза, когда император приблизился. Он ответил на приветствие, но, проходя мимо, сказал грубым голосом по-английски: «Нет, вы ничего не получите, — весь труд напрасен» и решительно кивнул, в то время как потенциальные получатели захихикали и почувствовали себя довольно глупо.
«Он мог дать нам по марке каждому», - пожаловалась принцесса.
Всегда было заметно, сколько садовников вышло на тропинки, сметая невидимые листья в канун Рождества; но выбор маршрута его величеством всегда был неожиданным, так что любая попытка угадать вероятный ход его странствий мало что давала.
3 часть, заключительная. Рождество в семье кайзера Вильгельма II.
Раздача подарков слугам состоялась около двух часов в Шильдер-зале. В центре комнаты были накрыты длинные столы, на которых были расставлены все подарки. Две или три большие рождественские елки были зажжены, а в углу стояло пианино, которое должно было поддержать наши усилия при распевании гимна. В зал влилась толпа горничных в белых шапочках, одетых в зеленый цвет, лакеев и камердинеров. Все дамы были одеты в декольтированные вечерние наряды, и те, кто взялся помогать петь колядки, начинали дрожать, особенно когда дама с ведущим сопрано шептала, что у нее легкая ангина и она не может петь.
Затем императрица, также в вечернем наряде, прибывала с принцессой и принцами при полном параде, включая и кронпринца; и хор робко спел первую колядку, которая всегда звучала немного разрежено и весело в большой комнате. Ее слушали с самым большим уважением, если не удовольствием, и затем исполнялась другая по требованию императрицы, в то время как терпеливо ожидали, пока это не заканчивалось. Затем ее величество обошла вокруг и показала всем свои подарки, которые состояли из платьев, покрывал, занавесок, часов и т.д. Она начинала с домработницы, и год за годом столы располагались в одном и том же порядке, и вся церемония, если ее можно было назвать церемонией, где все было так просто и любезно, скоро закончилась, и все они уходили со столовыми приборами, серебром, картинами и фотографиями, не оставляя ничего, кроме голых столов с белыми скатертями и елками.
Затем, после короткой паузы, все перемещались в апартаменты императрицы, где колядки должны были быть спеты для удовольствия его величества. Проходил последний почти острый спор о том, должны ли они петься с аккомпанементом или без него, что, как и можно было с уверенностью ожидать, заканчивалось в пользу моральной поддержки, оказываемой фортепиано. (…) Ничто не налаживалось, когда дверь из соседней комнаты открывалась, и его величество, кланяясь входил, и стоял слушая с вниманием, смешанном со скукой, от которой кровь у всех замерзала в жилах.
Лицо пастора выражало сосредоточенную тревогу и опасение, когда он считал первый такт и погружался в аккомпанемент. Пик был благополучно пройден - возможно, не совсем точно с точки зрения высоты тона, но не так уж и плохо – адъютанты исполняли своими тенорами и басами с похвальной добросовестностью, если не хватало умений, и мы с новой уверенностью приступали к стихам 2 и 3. (…) Но как только последняя нота угасала, принцесса и принц Йоахим вместе начинали лихорадочно читать рождественскую историю, что было обычным ежегодным действом для каждого прусского принца и принцессы с шести лет до конфирмации.
Они прервались посередине, спели «Тихую Ночь», а затем закончили рождественскую историю до конца и спели третий гимн; все надеялись, что это прозвучало не так плохо, как казалось. Иногда его величество берет сборник церковных гимнов и поет с остальными; в то время, после свадьбы, кронпринц и принцесса привыкли присоединяться к поющим, и все чувствовали, что эта гармония «очень приятна», если не особенно блестяща.
Затем, в четыре часа, все отправляются на ужин. Он проходил так рано потому, чтобы многочисленные гости все еще могли успеть на свои собственные домашние праздники. Приглашаются все старые адъютанты императора и придворные чиновники, которые собираются в больших салонах возле Яшмовой галереи, где подавался обед за небольшим круглым или овальным столом. Привозили монстра-карпа вареного в эле, который выглядел впечатленным и похожим на морскую свинку, а заканчивались блюда английским сливовым пудингом и мясными пирогами, подаваемыми с соусом из пылающего бренди. Немецкие джентльмены совсем не любят сливовый пудинг - они думают, что это ужасно; но им нравятся пироги с начинкой, особенно из соуса бренди.
Как только ужин заканчивался, император подавал сигнал, двери в Ракушечный зал распахивались и все проходили туда через рождественский блеск. Целый ряд освещенных елок располагался по всей длине огромного зала, в котором разливался мягкий, приглушенный свет многочисленных тонких восковых свечей, что прекраснее любых других. За последние несколько лет в Ракушечный зал было проведено электричество, и большая часть старого очарования ушла - свечи горят бледно, они потеряли часть старого тепла и свечения, зеленый цвет листвы стал блеклым.
Вокруг зала, как на базаре, установлены столы, и у каждой леди есть один, загруженный подарками. Император иногда ходит по кругу и показывает свой собственный подарок, обычно очень красивый мех, который на столе каждого человека; но это только из большой очарованности его величества - у него нет стереотипной линии поведения — если ему не хочется ходить вокруг и чувствовать себя приятным, он этого не делает. Он не раб прецедентов. И тогда мы сами находим его подарок на наших столах, поднимаемся, делаем реверанс и благодарим его за предоставленную возможность. Императрица всегда дарила один главный подарок, характер которого каждый получатель выбирал сам; и вдобавок щедрой рукой разбрасывала дополнительные мелочи, такие как рабочие сумки, подушечки для булавок, книги, мелкие ювелирные изделия. Все адъютанты и генералы получают что-то красивое и солидное: у одного есть турецкий коврик, у другого - бронзовый бюст императора, у третьего - пара серебряных канделябров. Но что бы они ни получили, каждый стол сопровождает большая тарелка орехов, тортов и конфет —и тех господ, которые должны вернуться в Берлин пораньше, можно увидеть увидеть укладывающими орехи и пряники в большие коричневые бумажные пакеты, с помощью лакеев, и уносящих их под рукой, словно детей из воскресной школы. Эта процессия седовласых генералов и офицеров в форме, уходящих подобно школьникам со своей добычей, кажется, доставляет императору большое удовольствие.
Столы императрицы и императора покрыты подарками их родственников из Англии и других страх; но самое интересное среди подарков принцессы. Когда она достигла двенадцатилетнего возраста, на ее рождественском столе появились планы крошечного крестьянского домика, подаренного отцом. Он был построен следующей весной в детском саду - настоящая крестьянская деревянная кухня, с настоящей печью и кастрюлями, где можно готовить и стирать. У него были стеклянные окна и стеклянные сверху двери. Была кладовая с люком, и она быстро стала ареной страшных кулинарных экспериментов, включающих щедрые расходы на яйца и молоко. Здесь оказывалось большое гостеприимство посетителям всех классов.
На другое Рождество она получила от императора повозку с лошадьми, чтобы заменить турецкую с синими линиями, которая теперь считалась слишком детской и театральной. Пони были запряжены в повозку, способную вместить по крайней мере шесть человек; и она оставалась главным средством передвижения до тех пор, пока после визита императора в Хайклифф, близ Борнмута, он не привез с собой красивую маленькую пони и карету, которая полностью затмила Али и Аладдина, которых отдали другу в деревне. Возможно, однако, самым очаровательным из всех рождественских подарков, которые император подарил своей дочери, была самая красивая маленькая арабская кобыла по имени Ирена. Ее привели с конюшен во время раздачи подарков и повели по ступеням террасы в большой зал перед Ракушечным, где она стояла, разглядываемая дамами в вечерних нарядах и господами в блестящих мундирах, которые толпились вокруг нее. (…) К сожалению, через год или два после того, как она была в конюшне, она заболела гриппом и умерла, несмотря на все попытки спасти ее.
К шести часам вечера все домочадцы один за другим ускользают и оставляют императорскую семью одну, чтобы провести остаток вечера в обществе друг друга. Каждый год, от Рождества до Нового года, Ракушечный зал, особенно по вечерам, становится местом семейного сбора. Как только стемнеет, зажигаются елки, и чай с ужином уносят под тень их ветвей. Император сидит за столом, пишет свои новогодние открытки или читает, иногда вслух, иногда самому себе; все заняты просмотром и сравнением подарков или написанием благодарственных писем.
Рождество само по себе проходит очень тихо, обед строго по-семейному, и в комнатах нет даже свиты. 
P.S. Текст взят из
группы кайзера