Die Retrospektive — @дневники: асоциальная сеть

КОНТАКТЫ

1. Блог не содержит пропаганды человеконенавистнических запрещенных идеологий, и его автор осуждает подобные взгляды. Они рассматриваются здесь только с исторической, культурологической и сатирической точек зрения.

2. Статьи, заметки, переводы и часть фотографий являются авторскими и представляют собой результаты творческой деятельности, самостоятельных изысканий и изучения редкой литературы (что охраняется законом об авторском праве). Периодически выкладываются эксклюзивные исторические материалы из архивов. Автор блога не является противником их распространения, если указывается источник происхождения.

URL

воскресенье, 10 февраля 2013

23:59

Доступ к записи ограничен

Пруссак знает все лучше, а чего он не знает, знает еще лучше.(с)

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

URL

23:00

Доступ к записи ограничен

Пруссак знает все лучше, а чего он не знает, знает еще лучше.(с)

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

URL

суббота, 09 февраля 2013

23:58

Trauermarsch für die Mannen von König Ludwig II

Пруссак знает все лучше, а чего он не знает, знает еще лучше.(с)

Загадочный похоронный марш, якобы написанный 1886 году придворной певицей Розой Бляйтер. Не исполнялся повторно вплоть до 1886 года.

@темы: музика, Виттельсбахи и окружение, Deutschland

URL

22:58

Пруссак знает все лучше, а чего он не знает, знает еще лучше.(с)

@темы: фотографии, Das ist Krieg!

URL

пятница, 08 февраля 2013

22:51

Пруссак знает все лучше, а чего он не знает, знает еще лучше.(с)

@темы: фотографии

URL

17:26

А. Белый "Между двух революций". Отрывок

Пруссак знает все лучше, а чего он не знает, знает еще лучше.(с)

Вот моющий воздухом ветер взвил в небо сухой, красный, лиственный винт; и уж тянет на улицу: под, точно призрак, пылящим фонтаном клониться на мрамор из темной свисающей зелени, видеть свое отраженье в бассейне и слушать вздыхание струй.
Кофе — выпито; быстро одев свой зеленый, баварский, короткоштанный костюмчик с узорчатыми гамашами, бросив на плечи накидку, лечу я над — до белизны, до зеркальности — бледными плитами вымытого тротуара; навстречу несутся цветистыми пятнами белые, оранжевые и малиновые каскетки студентов; сегодня — парад: где-то — хор трубачей; голубой офицер, обвисающий белыми перьями каски; бело-голубые знамена несутся; летят голубые трамваи; мое впечатление: Мюнхен — какое-то бело-голубое плесканье; фантастика — серые до белизны силуэты и башен, и шпицев, и арок, и статуй, врезаемых в небо; фантастика — парк, пропирающий в центр, убегающий в лес, из которого лупит козел, чтоб в аллею свой выставить рог: из куста; все — какая-то детская книжка с картинками; и — ждешь увидеть: как мюнхенец Штук расплодивший в Европе кентавров и фавнов, пройдет по панелям, под руку ведя… сатирессу.
Романтика, готика в перебое со стилями разных Луи и с показом безвкусицы «Сецессионом» придуманной Греции — плоды творения кажущегося добродушным и шутоватым баварца, готового даже отпеть с опереточной сцены свой собственный быт, горлом строя колена, — такие ж, какие, потехи ради, для барина строит ногами мужик, неохотно пустившийся в пляс: звук тирольского «Иодля» стоит неумолчно, как песенка мюнхенцев:
О, Susanna, ist das Leben doch so schön!
O, Susanna, wie schmeckt das Bier so schön!
С Барерштрассе шагаю к зеленым газонам огромного здания Академии; многоступенчатый всход его в пятнах собравшихся пестрых натурщиц, мимо которых в широких шляпах, в надувшихся ветром плащах, дымя трубками, мчатся художники всех национальностей, за исключеньем баварской, которая им покровительствует, извлекая из этого пользу (моральную и материальную даже); ведь Мюнхен, сбирая с них всякие дани, сто лет упрочняет свою репутацию «новых Афин».
Академия — влево от мраморной, белой, лепной, изукрашенной темным орнаментом арки, увенчанной девой с копьем, в колеснице, которую тащат косматые львы; то «Ворота победы», иль «Зигес-Тор»; арка же делит кварталы: аристократический от квартала рабочих, художников; этот квартал перерезает от Зигес-Тор улица: Леопольдштрассе; огромные пирамидальные тополи озеленяют ее; здесь ютятся художники; студия здесь громоздится на студии; громко рояли в открытые окна бросают на улицу — Шумана, Шуберта, Баха; проходишь по ней; замечаешь: дома и прохожие — проще, бедней; здесь дешевле квартиры; дешевле табак; здесь воняет сухой, сухопарой сигарой, «Виргинией», пивом и жареным. <…>
Вправо от Зигес-Тор — чистая и широчайшая улица; то Людвигштрассе; и сколько на ней ни слонялось народа — пуста она; и она открывает миражи дворцов, башен, шпицев, скульптур, перед которыми прядают пылью фонтаны; безвкусие зданий модерн расступается здесь перед более строгою линией зодчего Кленце; коли пойдешь от ворот, то направо — университет, где сердца прошибал своей лекцией Шеллинг и где читал в мое время эстетику Липпс; его слушали: прикатившие из Москвы молодые философы Топорков и Кубицкий.
Перед университетом подброшенной пылью играет немой, белоснежный фонтан; а напротив стоит благородное здание; то — библиотека, меж нею и чопорным иезуитским колледжем, меж каменными, плосковатыми монументальными вазами — узкий проход в обвисающий золотом Английский парк; там — безлюдно, свободно, тенисто и густо: аллеи, поляны, газоны, беседки, висящие мостики, купы каштанов, дубов, вязов; и чащи, и заросли, переходящие в лес, там за лесом увидишь: играют снегами Тирольские Альпы.
Бывало: пройдя Людвигштрассе, стою пред готическим каменным сооруженьем для караула; солдаты бросают утрами здесь выше носов свои пятки пред патриархальными семьями: прадеды, деды, отцы, сыны, бабки, украшенные добродетелями, миловидные дочери, внуки кричат: «Hoch, hoch, hoch!» — богу, кайзеру, регенту, старой Баварии. <…>
Бавария — точно арена для празднеств; раз в несколько лет сотрясается трубами Мюнхен: то — праздник стрелков: вереница процессий в средневековых одеяниях; здесь карнавалы разгулами арлекинады побили рекорды других городов; здесь три дня всякий чмокает кого угодно; и ноги дерет; и отламывает дурака; в октябре вокруг статуи национальной Баварии бьют наповал многочисленные горлодралы; и каждый, держа в руках книжку и справяся с номером, выставленным на эстраде, уткнув в книжку нос, рот раздрав, распевает бездарную песню <…>